Гонка за горизонт (дилогия) - Страница 68

– Болван обыкновенный. Тебе нужно три раза все сказать открытым текстом, а потом ударить чем-нибудь тяжелым по башке. Только тогда хоть что-нибудь, да поймешь.

Она что, без всякого режима мои мысли читает?!

А вслед за тем, довольная и красивая, снова принялась душить меня в своих объятиях.

* * *

Счастлив ли или нет? Что для меня важнее, сестренка, гонки, судьба страны или Иринка?

Я валялся на своей постели, видел под достаточно ярким светом луны свое отражение в зеркальном потолке и никак не мог разобраться. Как-то все очень уж переплелось где-то глубоко внутри. Переплелось и связано. Почему я раньше ничего не понял? Ну ведь было же… Ловил несколько раз на себе изучающий взгляд чудесных глаз, иногда сам рассматривал ее исподтишка… Ирина, Иришка, Иринка… Перебираю варианты ее имени и чувствую, как морда лица становится по детски счастливой до глупости…

Только начал проваливаться в туман сна, как услышал, что кто-то тихо приоткрыл дверь в мою спальню. Причем Денди, растянувшийся на своей подстилке около входа, даже носом не повел – значит, этот кто-то, с точки зрения пса, имел полное право здесь находится в любое время дня и ночи. Собаки каким-то образом очень быстро разделяют людей на своих и чужих.

В ярком отсвете ущербного месяца сквозь распахнутые окна показалась точеная фигурка в халатике. Подошла ближе, избавилась от немногочисленной одежды и встала прямо перед постелью. Упругая грудь, изгибы тела и отливающие под луной блестящим серебром рассыпавшиеся волосы просто загипнотизировали меня. Убедилась, что все внимательно рассмотрено, гордо улыбнулась и забралась ко мне под простынку. Я провел рукой по крутой линии ее бедра, поражаясь этому чуду природы – девичьему телу. Не смог отказать себе в удовольствии скользнуть ладонями по гибкой талии немного вниз… вверх… Покрутить в пальцах твердеющие горошинки сосков, потереться носом по бархатистой ложбинке между. Первый поцелуй был очень горячим, но потом…

– Дениска, я боюсь, – шепот был еле слышен.

Сама решилась, пришла и… Иринка дрожала вся, от кончиков пальцев на ногах до макушки, прямо как желтеющий лист на осеннем ветру. А меня вдруг затопила нежность. Какая-то пронзительная нежность. Мне уже ничего не требовалось, только бы ей было хорошо. Уложил головкой себе на плечо, укрыл простынею почти до носика, гладил по спинке и напряжением мышц руки пытался укачивать. Наконец-то успокоилась. Успокоилась, дыхание замедлилось, и… заснула, прижавшись ко мне, как ребенок. А я балдел от ощущения прильнувшего ко мне ее гибкого тела.

В середине ночи проснулся от явной попытки изнасилования. Все-таки решилась настоять на своем. Насильник, точнее насильница, немедленно была мною обласкана и получила всю необходимую помощь. Я успел в закрывающихся глазах поймать блаженство, смешанное с толикой боли, и сам провалился в нирвану.

Почему некоторым маленьким женщинам в любой ситуации требуется быть сверху? Комплекс неполноценности?..

* * *

Вот уж от кого не ожидал подставы, так это от Настены. Сестренка сдала нас с потрохами прямо за завтраком. Притом, совершенно непринужденно:

– Ирин, а ты теперь всегда у Деньки ночевать будешь?

Алтуфьев поперхнулся кофе и закашлялся. Витя, сидевший рядом, задушено хмыкнул, подавившись собственным смешком, и стал хлопать генерала по спине своей тяжелой ладонью. Вадим бросил короткий косой взгляд и почти уткнулся носом в тарелку. Валентина как-то укоряющее посмотрела на меня, но ничего не сказала. Только Настенька крутила головой во все стороны, не понимая такой странной реакции на свой вопрос.

Иришка же… Сначала чуть зарделась, потом ослепила меня своей ласковой улыбкой и подтвердила:

– Всегда.

Чуть позже, с еле заметной паузой добавила, глядя прямо в глаза:

– Если не прогонишь.

Боковым зрением заметил нарастающее напряжение на лице откашлявшегося Алтуфьева, но все-таки ответил:

– Не дождешься.

Генерал, как это ни странно, несколько успокоился. Встал, посмотрел, как я делаю последний глоток из чашки и отработанным начальственным голосом скомандовал:

– Пойдем, поговорим.

– Папа! – взвилась со стула Ирина.

– Успокойся, – улыбнулся Алтуфьев дочери, – бить не буду. Как бы самого не поколотили.

Уже в кабинете попросил:

– Дай сигарету.

– Вы ж не курите? – удивился я, протягивая открытую пачку.

– Иногда позволяю себе, – ответил он прикуривая. Затянулся, выдохнул дым, довольно спокойно посмотрел в глаза – угрозы никакой во взгляде точно не было – и начал:

– Есть женщины, которые любят только однажды. Прилепляются к одному мужчине раз и навсегда. Вот моя Вероника была такой, – мать Ирины умерла года три назад. То ли лейкемия, то ли еще какая-то неизлечимая форма рака крови.

Генерал вздохнул:

– Боюсь, что дочь в нее пошла. Если оттолкнешь – сломаешь девочке жизнь.

Так он не возражает?!

– Николай Александрович, я… – попытался что-то сказать и заткнулся. Совершенно не представляю, что положено говорить в таких случаях.

– Она любит тебя с первой встречи, с нового года, – усмехнулся генерал. – Бабке сразу же по прилету в Петербург проболталась. Та, конечно, у меня давай выпытывать, мол, что за парень такой.

Знал и отпустил на все лето?

– Не ревнуете? – спросил довольно нагло. Хочу раз и навсегда выяснить его позицию. Ирина теперь моя, и отдавать не собираюсь.

– Дурак, – констатировал он внешне довольно спокойно и почти аккуратно загасил сигарету в пепельнице, пытаясь скрыть волнение. – Пока это для тебя достаточно сложно, несмотря на огромный объем усвоенных знаний. Вот когда-нибудь свои дети появятся, тогда может быть. Для отца счастье дочери… Ты одного не понял, – Николай Александрович неожиданно улыбнулся, – причем самого главного.